Археологическое общество Республики Башкортостан

Основано в 2008 году

Рафикова Я.В, Федоров В.К. Святилище Бакшай в Южном Зауралье (предварительное сообщение) // Формирование и взаимодействие уральских народов в изменяющейся этнокультурной среде Евразии: проблемы изучения и историография: сб. ст. Чтения Памяти К.В.Сальникова (1900-1966): материалы международной конференции (20-22 апреля 2007 г., г.Уфа). – Уфа: Китап, 2007. – 372 с. – С.174-176.


В 2005 г. экспедицией Восточного института экономики, гуманитарных наук, управления и права (ВЭГУ) и Национального музея Республики Башкортостан (НМ РБ) в Учалинском районе Республики Башкортостан частично исследован объект, который имеет черты круглоплановых святилищ эпохи энеолита (Потемкина Т.М., 2001).

В 1998 г. научный сотрудник Института геологии Уфимского научного центра РАН к.г.-м.н. В.М. Горожанин при дешифровке аэрофотоснимков 1954 г. «структуру в виде 5-угольника? напротив устья р. Миндяк». При сличении данных выяснилось, что выявленный В.М. Горожаниным объект находится на территории открытой в 1965 г. Н.А. Мажитовым Ново-Байрамгуловской стоянки эпохи бронзы (АКБ, 1976. С.210).

Памятник расположен на надпойменной террасе левого берега р.Урал, которая ограничивает площадку памятника с севера и с запада. В Урал впадает ручей Бакшай, его долина служит северной и северо-восточной границей площадки памятника. С юга границей служит сухое русло, тянущееся с востока на запад параллельно Бакшаю. С восточной стороны естественных границ памятник не имеет.

Раскопы 1 и 2 общей площадью 180 кв.м показали, что мощность культурного слоя достигает 0,8-1 м. Стратиграфически выделяются два горизонта. Горизонт 1 мощностью 0 6-0,8 м содержит материал эпохи поздней бронзы (алакульская, черкаскульская, межовская культуры). Особенностью его являются обширные золистые прослойки мощностью 0,4-0 5 м с большим количеством бытового мусора – фрагментов керамики и костей животных, большей частью разбитых и обугленных. Горизонт 2, лежащий на материке, имел мощность 0,1-0,2 м и содержал материал, относящийся к эпохе энеолита (суртандинская культура по Г.Н. Матюшину). Оба горизонта содержат большое количество кремневых изделий.

При раскопках выявлены остатки некого сооружения, представленные: 1) двумя траншеями или рвами; 2) выкидами из них, образующими вал; 3) столбовыми ямами; 4) обработанной каменной глыбой, имеющей совершенно определенное местоположение. Траншеи шириной до 0,9 и глубиной до 0 7 м тянутся почти в одном и том же направлении СЗ-ЮВ, уходя за пределы раскопов. Планиграфия показывает, что образуемая ими линия дугообразно выгнута к ЮЗ, что может указывать на округлую форму всего сооружения, при этом оно должно иметь значительные размеры (до 80- 100 м в диаметре). Между траншеями имеется разрыв длиной 4,15 м. Расположение двух параллельных цепочек столбовых ям строго приурочено к концам траншей – линии ям образуют с каждой из них прямой угол. Сочетание конструктивных элементов – разрыв между траншеями, «аллея» ям, тянущаяся от разрыва, – трудно трактовать иначе, нежели как вход в сооружение. Практически точно посередине разрыва между траншеями обнаружена каменная глыба со следами обработки (подтесывания). Местоположение глыбы носит, по всей вероятности, не случайный характер.

Чрезвычайно важен вопрос о датировке и культурной принадлежности выявленного сооружения. Нами он на данном этапе решается в пользу энеолита, чему служат следующие аргументы:

1. Стратиграфия. Серый золистый слой, принадлежащий эпохе поздней бронзы, и являющийся по всей вероятности остатками мусорной свалки, везде перекрывает остатки сооружения, как траншеи, так и валы. Формирование этого слоя (функционирование свалки?) началось тогда, когда траншеи были уже затянуты черноземом.

2. Планиграфия находок. Энеолитические находки группируются преимущественно в СВ части раскопов, т.е. внутри сооружения. Планиграфия находок эпохи бронзы не показываетзависимости их от наличия сооружения, в то время как для энеолитических находок такая зависимость налицо.

3. Аналогии. Для эпохи поздней бронзы подобных сооружений на Южном Урале и в регионах территориально близких к нему неизвестно. В энеолитическое время такие сооружения имеются – святилища Савин и Слободчики в Курганской области, Велижаны – в Тюменской.

Таким образом, энеолитическая датировка выявленного сооружения представляется наиболее вероятной. По-видимому, оно может быть включено в число так называемых «круглоплановых астроархеологических объектов» северной Евразии.

Несмотря на то, что специальных астроархеологических исследований на выявленном объекте пока не проводилось, очевидно, что его планировочное решение зависело от окружающих ориентиров. Вход в сооружение ориентирован на вершину доминирующей над местностью горы Янтык-Баш, причем, во время работы экспедиции наблюдался заход луны точно за вершину этой горы.

Так как наложение стоянки эпохи бронзы на энеолитическое святилище носит случайный характер, для выявленного сооружения предлагается отдельное наименование – «Бакшай».

Список литературы

1) АКБ — Археологическая карта Башкирии. – М., 1976.

2) Потемкина Т.М. Энеолитические круглоплановые святилища Зауралья в системе сходных культур и моделей степной Евразии // Мировоззрение древнего населения Евразии: Сб. статей. – М., 2001. – С.166-256.

Гарустович Г.Н., Валиуллин Г.Ф. К вопросу о культурных связях населения Южного Урала с Ираном в эпоху средневековья // Уфимский археологический вестник. – 2008. - №8. – С.102-113

 

      Культурные связи Южно-Уральского региона с цивилизациями Среднего Востока имеют многовековую историю и самые разнообразные формы выражения: начиная с этнических контактов (это переселения носителей кельтеминарской археологической культуры в эпоху камня; ариев и других племен – в эпоху бронзы: кочевых индо-иранских сообществ – в эпоху раннего железного века; тюркских народов – в эпоху средневековья) и до различных форм торговых взаимоотношений. Археологические материалы позволяют говорить об устойчивости торговых контактов на протяжении эпох, они не прерывались с глубокой древности вплоть до позднего средневековья. Ознакомление с этнографическими коллекциями башкир свидетельствуют о том, что определенная часть используемых ими в XVI-XVIII вв. предметов вооружения и воинского снаряжения привезена из Ирана (сабли, шлемы, и т.д.).

Когда речь заходит о культурных связях Южного Урала с Ираном в эпоху средневековья, первое, что приходит на ум – это, конечно же, сасанидское серебро. Но сейчас мы как раз и не будем останавливаться на рассмотрении этих элитарных произведений иранских мастеров по обработке цветного металла. Тому есть несколько причин. Во-первых, сасанидские блюда можно считать наиболее изученным видом иранского импорта на территории Южного Урала. Произведения художественного серебра опубликованы и неоднократно анализировались специалистами (А.П. Смирнов, Б.И. Маршак, В.П. Даркевич, В.Ю. Лещенко, М.Г. Крамаровский и др.). Во-вторых, в музейных собраниях Башкортостана хранится целая серия интересных изделий персидских мастеров, до сих пор, не введенных в научный оборот и даже не атрибутированных. Уровень профессионального мастерства иранских ремесленников был настолько высокий, что даже многие предметы бытового назначения, созданные их руками, сейчас по нраву рассматриваются в качестве произведений прикладного искусства. Принятие ислама персами в эпоху средневековья привело к коренной ломке традиционного мировоззрения народа, но даже замена зороастрийско-маздеизских верований мусульманской религией способствовала лишь изменению приоритетов в средствах выражения, но не в уровне высочайшего художественного мастерства. Уникальное в своей утонченности иранское мусульманское искусство пришло на смену великому персидскому искусству периода древности. На протяжении всего средневековья продукция иранских мастеров неизменно пользовалась повышенным спросом в соседних близлежащих и удаленных землях.

В данной статье мы рассмотрим лишь один предмет иранского импорта средневековой эпохи, хранящийся в Национальном музее Республики Башкортостан (г. Уфа). Главный музей республики является одним из лучших музейных хранилищ Волго-Уральского региона, в фондах которого среди тысяч других очень интересных экспонатов можно встретить изделия уникальной художественной и ценности или исторической (научной) значимости.

Баймакская чернильница обнаружена случайно. Редкая находка была сделана в 1971 г. жителем деревни Карышкино (Татлыбаевский сельсовета Баймакский район РБ) С.Х. Юлдашбаевым на пашне. Несмотря на то, что цилиндрический предмет имел пробоины на корпусе, находчик оценил тонкую красоту отделки металлической вещи и передал ее в Башкирский краеведческий музей (это старое название Национального музея РБ). Когда на тулове были сделаны две эти пробоины – неизвестно. Едва ли это могло произойти при пахоте земли, поскольку на корпусе нет царапин. К тому же на чернильнице сохранилась крышка, а при сильных неоднократных удаpax плута она должна была слететь.

Сотрудники музея предположительно отнесли непонятный артефакт к этнографическим предметам культового назначения. Не известная специалистам чернильница хранилась здесь еще долгие годы. Раньше всех обратил внимание на уникальность данного произведения восточной торевтики директор музея Г.Ф. Валиуллин, он первым сопоставил баймакскую находку с иранскими чернильницами XIII-XIV вв. из коллекций Эрмитажа и Лондонского музея. Свою положительную роль здесь сыграло издание альбома произведений исламского искусства из собрания Эрмитажа и других музеев [Земное искусство – небесная красота (Далее – ЗИНК). 2000]. Информация об изумительной по своей отделке чернильнице опубликована в республиканской прессе в 2001 г. [Вечерняя Уфа, 12 мая 2001 г.], о ней сообщено администрации и научным сотрудникам Эрмитажа. Таим краткая история открытия.

Чернильница общей высотой – 10 см. диаметром 8 см, состоит из двух составных частей – крышки и основного корпуса. Она изготовлена с использованием литья (сложный сплав черного металла и меди), декорирована с помощью гравировки, инкрустирована медью и серебром, а фон заполнен специальной черной пастой. Тулово цилиндрическое (стенки его по центру слегка вогнуты), крышка (в основании в форме низкого цилиндра, общей высотой – 4,7 см) увенчана навершием – ручкой, сделанной в виде сводчатого купола. Крышечка втульчатым способом плотно закрывала чернильницу.

Прежде, чем мы обратимся к детальному описанию Баймакской находки, рассмотрим близкие ей по форме экземпляры из музейных собраний. Это даст нам возможность рассматривать детали орнаментальной композиции нашего предмета, сравнивая с особенностями элементов изделий его круга. Перечень аналогий Баймакской чернильнице небольшой, поэтому мы можем рассмотреть данные примеры подробнее. В музейных собраниях Азии и Европы хранятся несколько подобных экземпляров. Не много, поскольку это все же штучная продукция. Различаются они особенностями декора, но очень близки схожие визуальные контуры имеют почти все иранские элитарные чернильницы домонгольского времени [ЗИНК, 2000. С.123]. Изготовлялись они также единообразно – с помощью литья, с инкрустацией серебром и медью, с использованием гравировки.

Экземпляр №1. В коллекции Эрмитажа хранится сосуд, изготовленный из бронзы (Инв. № ИР-1533), поступивший в 1925 г. из ГАИМК (коллекция Н.И. Веселовского), высотой 10,5 см [ЗИНК. 2000. С.123. Рис. 29]. По форме данный предмет и Баймакская чернильница одинаковы, но различаются декором. По центру корпуса нанесены крупные медальоны (к ним мы еще вернемся), полностью заполненные плетенкой из ломаных лент, а вокруг них выгравированы изображения животных и сделана искусная облицовка плетенкой. Сплошной и очень сложный орнамент инкрустирован серебром и медью. Фон заполнен тщательно нанесенными мелкими растительными спиралями. Предмет относится к произведениям иранских ремесленников и датируется второй половиной XII – XIII вв. [Там же]. Итак, чернильницы изготавливались не только из черного металла, но и из бронзы. Британский музей обладает бронзовой чернильницей предположительно XI в., но с совершенно иной крышкой и туловом с расширенными верхним и нижним краями (Инв. № 1968-7. 22.-3). В остальном это предметы единой художественной школы исламского прикладного искусства Ближнего и Среднего Востока.

Следующий интересующий нас экземпляр (№ 2) еще ближе к Баймакской чернильнице. Он входит в коллекцию исламского искусства Нассера Д. Халили в Лондоне (Инв. № MTW 1466), изготовлен в Хорасане (г. Герат) в начале XIII в. [Там жс. С.124-125. Рис. 30]. Сосуд отлит из сложного сплава черного металла (так же, как Баймакская чернильница). Он идентичен по форме нашему экземпляру, имел высоту – 11,1 см, диаметр – 10 см. Как и в первом случае, чернильницы различаются своим декором. Основу изобразительного поля занимает отделанная серебром композиция из пяти круглых медальонов, включающих зодиакальные фигуры, фланкированные виньетками. Орнаментальные участки заполнены стилизованными изображениями шествия животных (зайцев?), фигурами сражающихся воинов и всадников – сокольничих. Сложная плетенка использовалась мало, только на восьмигранной «башенке» купола. Интерес вызывают шестилепестковыс розетки (обложены серебром и медью), нанесенные с внутренней стороны крышечки. Традиционно сложнейшие гравированные изображения дополнительно инкрустированы медью и серебром. Фон обработан пунсоном, здесь видны очень мелкие спирально свернутые стебли растения.

Автор текста публикации отмечал: «Разница в мастерстве отделки крышки и тулова позволяет по форме предположить, что они могли принадлежать двум различным изделиям одинаковых размеров. В коллекции Дэвида (№ 6/1972) есть идентичная чернильница, инкрустированная как медью, так и серебром, а другая, похожая, была опубликована Евой Байер. В отделке обоих предметов использованы плетенки; фон, обработанный пунсоном; те же элементы присутствуют и в декоре чернильницы из собрания Халили, но их нет в отделке тулова» [Там же. С.125].

Экземпляр (№ 3) из коллекции исламского искусства Нассера Д. Халили в Лондоне (№ MTW 1474) можно считать не аналогией, а копией чернильницы с территории Башкортостана, по форме и с точки зрения стилистики орнаментации. Предмет изготовлен из сложного сплава черного металла, гравированные украшения инкрустированы серебром и медью, черной пастой. Сосуд изготовлен в Западном Иране или Джазире (сейчас это район юго-восточной Турции) в начале XIII в. [Там же. С.125. Рис. 31].

«Стороны чернильницы покрыты сплошным рисунком восьмилепестковых розеток, окруженных плетенками. Рисунок прерывается петлями; из них сохранилась только одна. Внизу – центральная плетенка, состоящая из трех частей. Крышечка увенчана шестигранным куполом с плетеным рисунком и шестилепестковыми розетками. Наверху купола – шарик, окруженный полосой с надписью, выполненной подчерком «насх»: «Слава, и процветание, и богатство, и счастье, и благополучие, и достаток, и благодать(?), и поддержка».

По краю крышечки – инкрустированная серебром куфическая надпись, также благопожелательная: «Удачи, и благословения, и богатства, и радости, и процветания, и счастья (?), и благодарности, и поддержки (?), и расположения (?), и...». Низ крышечки украшают полупальметки, разделенные тремя шестилепестковыми розетками.

Орнамент на сторонах не встречается на других чернильницах, но очень близок декору чаши на ножке, созданной, вероятно, в западном Иране и хранящейся в музее Барджелло во Флоренции. Еще ближе ему отделка подсвечника начала XIV в. из коллекции Иухада ас-Сайда, которую Джеймс Алан сравнивает с рисунком на зданиях XIII-XIV вв. в Анатолии» [Там же. С.125].

Сосуды для хранения чернил носили подвешенными к поясу. Крепежные шнурки привязывались к трем специальным навесным шарнирным петлям на корпусе, затем они продевались через три полукруглые дужки, закрепленные на бортике крышки. Такой способ крепления веревочек мешал чернильнице перевернуться, пролиться чернилам и еще не позволял потерять крышку. Па Баймакском экземпляре сохранились только три сердцевидных основания петель (высотой – 2 см, шириной – 1,9 см) с шарниром), крепившиеся тремя заклепками к стенке корпуса. Наличие петельки на лондонской чернильнице (самая близкая аналогия нашему предмету), позволяет восстановить первоначальную форму утерянных «баймакских» петель – они были литыми, арочными, фигурными. На крышечке баймакского сосуда из трех закрепленных там бронзовых дужек сохранилась одна. От других остались лишь по две заклепки. Длина дужки – 2,5 см, кончики ее имеют ромбическую форму. Отметим, что на аналогичных чернильницах из Эрмитажа и Лондона крепились точно такие же петли и дужки. Теперь вернемся к описанию Баймакской чернильницы. Начнем с самого верха предмета.

Крышка. Ее цилиндрическое основание имело слегка скошенные борта, высоту – 1,4 см, диаметр – 8 см, оно декорировано снаружи и изнутри. Куполообразный выступ (башенка, с максимальным диаметром – 4 см, высотой 3,2 см) закреплен по центру цилиндрического основания, его венчает шаровидная шишечка на поддоне (в виде гладкого выпуклого пояска), диаметром – 1,2 см. Лицевые поверхности купола покрыты сплошным «ковром» сложных узоров, образующие пять орнаментальных зон.

Описание декора крышечки начнем с самого ее верха.

Зона № 1 – на нижней части шарика вырезан завитковый узор (поясок из косопоставленных луновидных скобок), инкрустированный серебром; 2 – на верхней части купола выгравирован стилизованный шестилепестковый цветок. На лепестках размещены каплевидные медальоны, заполненные плетенкой. На самой близкой Баймакской находке – лондонской чернильнице (в нашем перечне – № 3) – отражен другой мотив. Здесь композиция из семи кружков сгруппирована в виде цветка: шесть из них изображают лепестки, а седьмой размещен в центре соцветия. Но, в свою очередь, у двух других чернильниц (экз. № 1-2) мы видим точно такую, же плетенку; 3 – в основании купола крышки нанесен горизонтальный поясок из двух скрещивающихся линий, они пересекаются так, что образуют спиральную линию из чередующихся S-видных фигур. На трех других экземплярах чернильниц данный поясок имеется, но у всех он разный. Аналогичная перекрученная линия вырезана на головке латунного подсвечника из Эрмитажной коллекции; 4 – на горизонтальной поверхности цилиндрической части крышки (на плечиках) нанесена надпись, прерывающаяся тремя розетками, заключенными в картуши (диаметром – 1,5 см). Каждая из трех розеток заполнена семью кружками, сгруппированными в соцветие. Центральная окружность инкрустирована медью (т.е. имеет желтый цвет), а шесть кружков образуют лепестки белого цвета (покрыты серебром). Такая кружковая композиция отмечена выше, она нанесена на медальоны экз. № 3 (коллекция Халили, Лондон). Надпись выполнена на арабском языке почерком насх; 5 – по вертикальному краю тянется полоса сложной и симметричной плетенки. Подобного оформления на других чернильницах нет, на двух из них здесь размещены благожелательные надписи. Зональность орнаментации и его элементы на всех чернильницах одинаковы, разве что они менялись местами или чередовались в различной последовательности.

Внутри крышки нанесены три плетенки с листочками на концах. Тройные плетенки нанесены также на экземпляре из Эрмитажа, а на одной из лондонских чернильниц видны шестилепестковые розетки, выполненные с использованием серебра и меди (ромашки?). О полупальметки разделяющих их шестилепестковых розетках одном из лондонских предметов (экз. № 3), мы говорили выше.

Основной корпус имел диаметр в верхней части – 7,8 см, диаметр плоского днища – 8 см. Пластинтая закраина внутри сосуда (имела по центру отрезное отверстие диаметром – 3,2 см, с фестонами около отверстия) являлась особой орнаментальной зоной. Здесь мы видим полосу надписи, прерванную тремя окружностями с человеческими личинами диаметром 1,1-1,2 см). Брови и прямой нос составляют единое целое (т.е. выполнены Т-образно), выделены глаза линзовидного контура, прямой рот и ромбик над бровями. Надписи и маски фланкированы линейными картушами. Фестоны на закраине служили для фиксации калама, чтобы вставленные в прорезное отверстие чернильницы они не скользили вдоль ее стенок.

Высота цилиндрического тулова сосуда – 5,9 см, он представляет собой сплошное орнаментальное поле. На лицевой поверхности корпуса вырезаны восьмилепестковые ромашки (диаметром – 1,3 см каждая), размещенные в трех горизонтальных рядах. Центр соцветия инкрустирован медью, лепестки обложены серебром (т.е. имели белый цвет). Цветочные медальоны окаймлены плетенкой из ломанных линий. Здесь нет какого-либо центрального фриза, вся композиция выдержана в исламских традициях «ковровых» растительных орнаментов. Симметричность рисунка такая, что, с какой бы стороны мы не посмотрели, перед нами встает композиция из девяти цветочных розеток: одна – в центре, и еще восемь – по сторонам. Поверхность лицевого панно прерывается лишь на месте сердцевидных оснований шарнирных ручек. Именно этот декор на тулове позволяет говорить о сосуде из Лондона (экз. № 3) и о Баймакской чернильнице, как об изделиях-близнецах. Но здесь нужно учитывать, что крышки у них разные (конечно, не по форме, а по орнаментации).

Среди предметов иного назначения (т.е. не чернильниц), в качестве еще одной аналогии назовем латунный подсвечник, хранящийся в Эрмитаже (Ив. № ИР-1501). Тулово предмета сильно вогнутое, настолько, что оно приближается к усеченно-конической форме. В основании корпуса выделен цилиндрический «постамент», а вместо навершия-башенки, подсвечник сверху венчает патрон для свечки. Удивительное сходство элементов орнамента (спиральные плетенки, розетки, благожелательные надписи в составе декора, горизонтальная зональность, стиль гравировки, посеребрение, и т.д.) данного подсвечника и находки из Башкортостана не может вызывать сомнений [Там же. С.102). Особое наше внимание привлекает цветочный opнамент на тулове сосуда. Здесь мы видим знакомые восьмилепестковые цветы (ромашки, инкрустированные серебром) с лепестками, сходящимися в круглом центре соцветия. Цветковые медальоны по периметру оконтурены плетенкой. Различия заключаются лишь в количестве горизонтальных рядов цветочных розеток на Баймакской находке их три, а на Эрмитажном экземпляре – четыре. По мнению Д.С. Райса, подсвечники такой формы изготовлялись в Южном Азербайджане; эти взгляды были оспорены А.С. Меликяном-Ширвани, связавшим их происхождение с Малой Азией. Авторы эрмитажного альбома исламского искусства датировали подсвечник концом XIII в. и соотнесли его с продукцией мастерских Малой Азии [ЗИНК, 2000. С.102].

Последнее орнаментальное поле Баймакской чернильницы занимало ее плоское днище. Рисунок здесь состоял из двух элементов – игрального медальона и концентрической ленты на внешней окружности. Крупная центральная розетка диаметром – 2,4 см полностью заполнена гравированной плетенкой из ломаных линий (отделанных серебром). Трехчастная композиция внешней окружности разделяется тремя крупными миндалинами (покрытыми серебром). Отрезки орнамента между миндалинами окантованы линиями, а внутри этого обрамления вырезаны по две розетки с каждого конца «отрезка» и двумя кружками рядом с ними. В розетках изображены стилизованные ветви, скрученные в спираль. Все пространство между розетками заполнено плетенкой (т.н. «узлы счастья»). Отметим, что аналогии центральной розетке на днище Баймакской чернильницы можно найти на Эрмитажном экземпляре (№ 1 в нашем перечне), но не на днище, а на тулове. На дне шкатулки из лондонской коллекции также нанесена круглая плетен­ка, инкрустированная медью. Вокруг медальона – три полоски с повторяющимся словом «богатство» [Там же. С.193]. Но для нас наиболее важно то, что на днище чернильницы из Лондона (экз. № 3: рис. 4, 1) вырезана аналогичная центральная плетенка, состоящая из трех частей.

Тонкая работа персидских ремесленников особенно хорошо заметна на примере обработки фона изделия, обнаруженного в Башкортостане. Вес эти поверхности тщательно обработаны пунсоном. Без лупы рассмотреть здесь спиральные арабески и иные растительные завитки не так-то просто, поскольку гравировка тончайшая и очень мелкая. Оттеняя белизну серебряных цветочных лепестков, эти участки фона залиты черной пастой.

Отметим некоторое несоответствие стилистики орнаментации корпуса и крышки Баймакской чернильницы. К таким же выводам пришли искусствоведы при анализе предмета из лондонского собрания Халили (Там же. С.125). Видимо, крышки и корпуса могли изготавливаться разными мастерами, но продукция их была взаимозаменима. Когда мы говорим об элитарности рассматриваемых чернильниц, под этим, прежде всего, нужно понимать то, что подобные богато декорированные предметы были доступны не всем каллиграфам. Для грамотных, но небогатых людей изготавливались более простые чернильницы – из стекла, керамики и бронзы. Естественная дороговизна сложных в изготовлении и оформлении предметов усугублялась разрухой периода монгольского нашествия. Ситуация в Иране стабилизируется лишь к концу XIII в. вместе с укреплением власти династии Хулагуидов. Тем не менее, персидские мастера старались разнообразить внешний вид своей штучной продукции. Достигалось это, прежде всего, чередованием элементов сложных орнаментов и частичной заменой мотивов украшений поверхностей. Видимо, менять литейные формы цилиндрического корпуса и крышечки было еще труднее. Не исключено, что внешние формы предметов (утилитарных по своему назначению, но изысканных по исполнению) были «фирменным знаком» иранских торевтов.

Обратим внимание на еще одну серию предметов с цилиндрическим корпусом, выполненных в тех же мусульманских канонах. Прежде всего, это латунные (бронзовые) подсвечники с цилиндрическим туловом, а точнее – с двумя такими корпусами, большим и малым (музей Бенаки в Афинах, Эрмитаж, и др.) [ЗИНК, 2000. С.100-102]. При всем сходстве форм цилиндрических корпусов чернильниц и подсвечников нужно учитывать различие их размеров: если у чернильниц диаметр тулова составляет 8-10 см, то у некоторых подсвечников он превышал 40 см. На подсвечниках мы встречаем знакомые нам формы, арабские надписи – как элементы орнамента, зональность, а также плетенки, сложные арабески, спирали, розетки и т.д. Все это говорит о том, что перед нами предметы единых изобразительных традиций, одной художественной школы эпохи развитого средневековья. Пожалуй, подсвечники сделаны даже тоньше чернильниц. Об этом позволяют говорить очень мелкие размеры арабесок и плетенок, а также примеры использования в инкрустации золота.

Еще одна категория произведений иранского прикладного искусства – шкатулки [ЗИНК, 2000. С.192-193] – также привлекается нами в качестве конструктивных аналогий. Они вновь позволяют нам увидеть знакомые формы тулова (зачастую цилиндры имеют выемки по центру корпуса). Цилиндрические крышки обычно со скошенными бортами увенчаны традиционными навершиями-башенками. Сложная стилистика орнаментации близка упомянутым выше изделиям. Конечно же, иное назначение предметов подразумевает наличие новых конструктивных элементов – шаровидных ножек или наверший в виде птичек. Ручки-башенки приобретают вид луковок, подвесные петли заменяются длинными фигурными зажимами и т.д.

Таким образом, уникальные западно-иранские (?) чернильницы начала II тыс. н.э. изготовлялись вместе с другими, похожими на них, предметами (подсвечниками, шкатулками) в одинаковых стилистических традициях единой персидской школы прикладного искусства. Обращаем внимание на присутствие в декоре изображений животных и людей, хотя и значительно стилизованных. Они есть на подсвечниках (человеческие головы), шкатулках (птицевидные навершия) и чернильницах (зодиакальные медальоны, воины и всадники, идущие и бегущие животные – на экз. № 1 и № 2). Наиболее выдержаны в исламских канонах чернильницы с ромашками (Лондонская и Баймакская), хотя на предмете с территории Башкортостана есть человеческие личины (на закраине). Данная традиция идет от хорасанских вещей XII – начала ХШ в. [Там же. С.102]. Такие особенности характерны именно для иранского исламского искусства, и истоки подобных изобразительных традиций уходят в глубокую древность. Мусульманские каноны так и не смогли до конца вытеснить данные языческие пережитки. Очень показателен пример подсвечника из коллекции музея Бенаки (Афины), на котором мастер изобразил человеческие фигуры на геометрическом фоне. Один из владельцев подсвечника надумал подарить его святилищу Пророка в Мекке и для этого пытался удалить человеческие фигуры [Там же. С.100]. Значит, уже в XIV в. правоверные понимали, что изображение живых существ противоречило нормам шариата. Однако стремление к мусульманским отвлеченным орнаментальным стилизациям иранские мастера старались «вписать» в единую эстетическую линию с условно реалистическими изображениями, отмеченными печатью традиционализма. Не случайно специалисты подчеркивают, что в ХII-ХIII вв. запрет изображать живые существа не распространялся на деятельность художников-миниатюристов, керамистов и ткачей [Большаков, 1969. С.151]. В этот круг входили предметы, рассматриваемые нами, и другие виды прикладного искусства. В стиле их оформления торжествует «синтез конкретного и отвлеченного, натуралистического и декоративного» [Еникеева, 1969. С.17]. «Будучи составной частью эстетизированного быта светских феодалов, оно не подчинялось жестким требованиям мусульманских ригористов» [Даркевич, 1975. С.239].

Что касается времени изготовления Баймакской чернильницы, мы можем ее датировать лишь по аналогии. Здесь следует отметить единодушные взгляды искусствоведов на хронологию схожих предметов: шкатулки – конец XII в.; чернильницы – конец XII – начало XIII в. (самая близкая для нас аналогия из собрания Халили – начало XIII в.) [Там же. С.192-193,123-125]. Но из текста описаний очевидно, что эти датировки основываются исключительно на косвенных данных. В тоже время, если мы обратим внимание на даты подсвечников – начало XIV в. (для подсвечника из собрания Эрмитажа – конец XIII в.), хронологические рамки «раздвигаются», включив в себя еще целое столетие. Но хронология подсвечников основывается не на умозаключениях, на них указаны эпиграфические даты – 717 г.х., 1317-18 гг. и 725 г.х., 1324-25 гг. [Там же. С.100-101]. Соответственно более корректная (и, пожалуй, более компромиссная) дата для рассматриваемых нами чернильниц будет XIII – начало XIV в. Окончательная ясность в данную проблему может быть внесена только после публикации всех известных предметов этого круга, а только подсвечников сейчас известно более пятидесяти штук [Там же. С.102]. Такая «омоложенная» хронология близка нашим представлениям (тоже гипотетическим) о времени попадания Баймакской чернильницы в землю. Мы предполагаем, что это произошло в XIV в. поскольку в Башкирском Зауралье обнаружена серия импортных предметов XIV столетия, но отсутствуют находки ХIII в. Конечно же, нет жесткой взаимосвязи между временем изготовления чернильницы и датой, когда она была разбита и выброшена «за ненадобностью». Назвать металлическую чернильницу хрупкой вещью можно лишь с натяжкой. Такие вещи долго хранились, скажем, у купцов. Вполне возможно допустить, что эта чернильница успешно использовалась своими хозяевами больше столетия, с начала ХШ в. И все же пушной торговый путь вдоль Уральского хребта (башкиры называли его по имени эпических персонажей – дорогой Канифы и Кунгыр-буги) наиболее насыщенно функционировал ближе к концу золотоордынской эпохи – в XIV в.

Можно ли считать чернильницу предметом товарного обмена? Безусловно, можно, как всякий изысканный предмет. Но, скорее всего, она использовалась по назначению, для ведения бухгалтерии богатым торговцем. В конце концов, сейчас для нас не так уж важно, как этот редкий предмет (весьма специфического назначения) попал на земли восточного склона Южного Урала – в виде товара или в качестве личной «рабочей» принадлежности купца. Регион Западной Сибири в XIII – XIV вв. являлся важнейшим поставщиком «мягкой рухляди» в страны Востока. Этим он привлекал караванных торговцев, в том числе иранских купцов. Дорогая пушнина пользовалась у них на родине неизменным спросом. У Хулагуидов Ирана была даже особая должность – тамговщика, близкого престолу ильхана и ведающего специальным хранилищем мехов [Рашид-ад-дии. 1952. С.96].

Дополнительным подтверждением присутствия иранского купечества в пределах Южного Урала могут служить вещи персидских мастеров в кочевнических курганах. Например, в погребении 4 кургана № 6 и погребении 5 кургана № 7 Шумаевской II курганной группы оренбургскими археологами расчищены впускные захоронения золотоордынской эпохи, содержащие бронзовый ковш и серебряную чашу иранского производства [Моргунова и др., 2003. С.90-93, 107-117. Рис. 59, 74; Матюшко, 2006. Рис. 2-3]. Ковш из Оренбуржья очень близок (по форме, но не по стилю оформления) медному ковшу XIV в., происходящему с территории городища Великие Болгары в Татарстане (хранится в фондах ГИМ) [Даркевич, 1975. С.242. Рис. 5, 1-4; См. также: Даркевич, 1976. Табл. 36, 8]. Дата попадания сосудов в землю очень хорошо определяется хронологией всего погребального комплекса указанных захоронений – XI XIV вв. [Матюшко, 2006].

Еще одним косвенным свидетельством того, что сами иранские купцы приезжали за товарами в Волго-Уральский регион, может служить множество находок вещей иранского производства в пределах Волжской Булгарии. Среди них выделяется серия предметов торевтики – чаши, блюда, светильники фигурные бронзовые котелки, ковши, ступки (ОАК. 1890 г., С.115; Даркевич. 1975. Рис. 1-5; Руденко, 2000. С.78-82. Рис. 25-29), а также золотые динары султанов Индии [Смолин, 1925. С.20-28]. Со временем, мастера Волжско-Булгарского улуса Золотой Орды сами приступили к производству вещей по иранским образцам (бронзовые ступки, зеркала с ал-Бораками, сенмурвами,с изображениями гона животных и т.д.) (Руденко, 2000. С.80; Он же. 2001. С.90. Рис. 50, 1-2]. Совершенно справедливое замечание по этому поводу высказал П.И. Рычков: «Болгарские народы... ни в чем сколько, как в  купечестве упражнялись, а подлый (т.е. простой. – Авт.) народ к разным промыслам и рукоделиям прилежал» [Рычков. 1949. С.100].

Из всей массы археологических находок изделий персидского производства на Средней Волге обратим внимание на два предмета – чернильницу и подсвечник. Бронзовая чернильница, инкрустированная серебром, найдена в конце XIX в. в с.Кульбаева Мураса Чистопольского уезда Казанской губернии. Хранится в Эрмитаже (Инв. № VC-106). В Отчете археологической комиссии предмет назван «медным подсвечником среднеазиатской работы» [OAK. 1899 г. С.119. Рис. 227]. Впоследствии чернильница проанализирована в работах одного из ведущих отечественных искусствоведов – В.П. Даркевича, который уточнил ее атрибутику и датировку.

Крышка утрачена, сохранился только цилиндрический корпус чернильницы, высотой 6 см, диаметром внизу – 8 см, диаметром вверху – 7,5 см. На тулове приклепаны три сердцевидных ушка для навесных ручек (полностью аналогичных баймакскому экземпляру). Гравированный и покрытый серебром декор корпуса состоит из трех частей. Крайние ряды композиции украшены большими спирально скрученными стеблями и пальметками, обрамляющими арабскую надпись подчерком насх, с благопожеланиями славы, успеха, могущества и т.д. Далее В.II. Даркевич описал орнамент так: «В образованных плетенкой медальонах среднего пояска розетки из семи маленьких кружков – «марка» хорасанских медников (со ссылкой на: Dimand M.S. Нandbook of Muhammadan Art. New York, 1947. P. 141 (...Снаружи на дне и в верхней части чернильницы выгравированы волнистые стебли с пальметками» [Даркевич, 1975. С.235-237]. Ав­тор публикации датировал предмет концом XII – первой половиной ХШ в. и отнес его к изделиям мастеров Восточного Ирана (Герата?).

В плане формы предмета, конфигурации ручек на корпусе (сохранились лишь сердцевидные основания) перед нами еще одна чернильница, идентичная четырем вышеописанным. Но она выделяется своим своеобразным декором. Хотя и здесь мы видим знакомые нам моменты – розетки, плетенки, пальметки и т.д. Выделяются традиционные шестилепестковые посеребренные цветки (из семи кружков), названные автором публикации фирменным знаком мастеров Хорасана [Даркевич, 1976. С.49].

Отметим также находку бронзового подсвечника на территории Татарстана, в пределах размещения армянской колонии на городище Великие Болгары. Обнаружили предмет при рытье ямы возле остатков армянской церкви («Греческой Палаты»). Подсвечник издан Н.Ф. Высоцким (1908. Табл.Х), а затем В.П. Даркевичем (1975. С.237-238). На корпусе предмета выделено несколько, горизонтальных орнаментальных зон, центр занимают круглые медальоны, растительные орнаменты перемежаются с традиционными плетенками, как всегда использовалась гравировка и инкрустация серебром. В.П. Даркевич датировал предмет первой половиной XIV в. и предположительно считал, что он изготовлен в северо-западном Иране [Даркевич, 1975 С.237].

Видимо, в период существования Улуса Джучи продукция иранской торевтики ввозилась в Волго-Уральский регион в значительном количестве и в разнообразном ассортименте. Но, к большому сожалению, до нас дошли лишь единицы таких изделий. Ну что же, это только добавляет им уникальности.

Завершая статью, отметим, что в целом находки чернильниц в Южно-Уральском регионе очень редки. Даже самые простые в изготовлении и оформлении предметы в археологических коллекциях исчисляются единицами, к тому же происходят они большей частью из случайных находок. В начале XXI столетия на территории Брик-Алгинского местонахождения в Белебеевском районе РБ обнаружена бронзовая чернильница в форме граненого цилиндра [Гарустович, и др. 2004. С. 254. Рис. 4, 5] со следами высохшего красителя внутри. Крышка не сохранилась. Высота восьмигранного корпуса – 4,4 см, ширина – 3,5 см. Внутри тулова сделана пластинчатая закраина с прорезным отверстием в центре (диаметром – 1,4 см), мешавшая пролиться чернилам. Гладкие поверхности бронзовой чернильницы не имели орнамента, но очень тщательно отполированы. По монетам дата местонахождения определяется очень точно – 70-е гг. XIV в. Мы считаем вещи с территории данного памятника остатками разграбленного купеческого каравана.

Еще одна небольшая литая бронзовая чернильница найдена на территории Илишевского района РБ (хранится в районном краеведческом музее). Корпус реповидный, уплощен с обоих боков. Венец отогнут наружу, горлышко значительно заужено, на тулове выделено овальное рельефное изображение всадника на коне, с копьем в руках – что-то напоминающее Георгия Победоносца (?). Очень близкий по форме предмет хранится в краеведческом музее Сибая (ОФ 1387), происходящий из пределов Баймакского района РБ. Изготовлена чернильница с использованием литья, чеканки и гравировки. Бронзовый корпус неправильной овальной формы размером 5 ? 4,5 см уплощен с боков. Максимальная ширина тулова – 2,7 см, диаметр горлышка – 1,5-1,6 см (самый верх венчика обломан). На лицевых сторонах чернильницы нанесены одинаковые стилизованные изображения животных. Основу композиции составляет борьба вздыбленного коня с кошачьим хищником (львом?). Фон полностью заполнен циркульными кружками, стилизованными растительными узорами, завитками и т.д. Арочное изобразительное панно оконтурено лентой, заполненной «копскими глазками» и гладкой полосой. Плечики сосуда декорированы линиями точек в форме буквы «Ф». Когда-то у чернильницы была боковая ручка, сейчас она сломана. Ничего определенного о времени изготовления предмета мы не можем сказать. В археологических коллекция известна также серия маленьких стеклянных чернильниц неизвестного времени.

Список литературы

1. Большаков О.Г. Ислам и изобразительное искусство // Труды ГИМ. – Вып.X. – Л, 1969.

2. Высоцкий Н.Ф. Несколько слов о древностях Волжской Болгарии // ИОАИЭ. – Т.XXIV. – Вып. 4. – Казань, 1908.

3. Нефедова Т. Чернильница времен Чингисхана // Вечерняя Уфа. – 2001. – 12 мая.

4. Гарустович Г.Н., Сунгатов Ф.А., Яминов А.Ф. Брик-Алгинские древности XIV века на западе Башкортостана // УАВ. – Вып.5. – Уфа, 2004.

5. Даркевич В.П. Медные и бронзовые изделия из Волжской Болгарии (XIII-XIV века) // СА. – 1975. – №2.

6. Даркевич В.П. Художественный металл Востока. – М., 1976.

7. Еникеева Т.Х. К вопросу о влиянии ислама на изобразительное искусство средневекового Ирана // Сообщения Государственного музея искусства народов Востока. – Вып.II. – М., 1969.

8. ЗИНК: Земное искусство - небесная красота // Искусство ислама. – СПб., 2000.

9. Матюшко И.В. К вопросу о погребальном об ряде кочевников золотоордынского времени на Южном Урале // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне: Тезисы докладов III Международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения Г.А.Федорова Давыдова (1931-2000). – М., 2006.

10. Моргунова Н.Л., Гольева А. А., Краева Л. А. и др. Шумаевские курганы. – Оренбург, 2003.

11. OAK: Отчет археологической комиссии за 1890 год. – СПб., 1893.

12. OAK: Отчет археологической комиссии за 1899 год. – СПб., 1902.

13. Рашид-ад-дин. Сборник летописей. – Т.1. – Кн.1. – М.; Л, 1952.

14. Rice D.S. Studies in Islamic Metal Work // BSOAS. Vol. XV. 1953.

15. Руденко К.А. Металлическая посуда Поволжья и Прикамья в VIII-XIV вв. – Казань, 2000.

16. Руденко К.А. Материальная культура будгарских селищ низовий Камы XI-XIV вв. – Казань, 2001.

17. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии// Оренбургские степи в трудах П.И. Рычкова, Э.А. Эверсмана, С.С. Неуструева. – М., 1949.

18. Смолин В. Клад восточных золотых предметов из болгарского города Джуке-тау // ВНОТ. – № 3. – Май-июнь. – Казань, 1925.

 

Инструкция обосновывает общие требования к принципам и процессам полевой консервации, лабораторной реставрации археологических находок, а также к условиям их хранения в стационарных условиях после транспортировки с места раскопок.

В соответствии с действующим законодательством СССР и союзных республик археологические памятники со всеми обнаруживаемыми при раскопках находками составляют неотъемлемую часть историко-культурного наследия народов нашей страны, являются всенародным достоянием и находятся под охраной государства (Закон об охране и использовании памятников истории и культуры, 1976, ст.1,5,26; соответствующие статьи законов союзных республик).

Проведение археологических разведок и раскопок допускается при наличии у исследователя Открытого листа и в пределах, установленных в этом документе (Инструкция к Открытым листам на право производства археологических разведок и раскопок, выдаваемым Институтом археологии АН СССР, 1984). Самовольные раскопки без Открытых листов, выдаваемых также Академиями наук союзных республик, рассматриваются как умышленное уничтожение или повреждение памятников истории и культуры. Виновные подлежат привлечению к уголовной ответственности по статье 230 Уголовного кодекса РСФСР и соответствующим статьям Уголовных кодексов союзных республик.

Производство археологических раскопок допускается при наличии у исследователя, помимо Открытого листа, специального разрешения государственного органа охраны памятников на изучение этих объектов (Положение об охране и использовании памятников истории и культуры, 1982, ст.51).

Исследователи, получившие Открытые листы, в процессе работ обязаны обеспечить сохранность исследуемых памятников и проявить заботу о том, чтобы после окончания раскопок памятники были оставлены в состоянии, наиболее благоприятствующем их сохранности (Закон СССР, ст.26; Положение, ст.50; Инструкция к Открытым листам, с.2).

Исследователи, проводящие раскопки, несут ответственность за сохранность всех древних предметов с момента их обнаружения и извлечения из земли вплоть до доставки в стационарную лабораторию, а также в течение всего периода камеральной обработки. За сохранность находок, переданных на реставрацию, ответственны реставраторы, а после сдачи коллекций на постоянное хранение в музеи - музейные хранители.

I ПОЛЕВАЯ КОНСЕРВАЦИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ НАХОДОК

Полевая консервация археологических находок ответственный этап в комплексе реставрационных мероприятий. Методически правильная обработка находок в полевых условиях имеет не менее важное значение,- чем квалифицированное проведение раскопок.

Полевая консервация представляет собой комплекс временных мер по обеспечению физико-механической целостности археологических находок сразу после обнаружения: он включает расчистку в раскопе, укрепление и стабилизацию материала в необходимом объеме, извлечение вещей из земли, упаковку и подготовку к . транспортировке в стационарную лабораторию.

1.1. Требования, предъявляемые к исполнителям

Полевую обработку археологических находок должен производить реставратор, но, так как в штате большинства экспедиций такие специалисты отсутствуют, подобную работу может выполнять археолог, прошедший реставрационную практику.

При проведении полевой консервации исполнитель должен иметь представление не только о начальной стадии -обработке находок в поле, но и обо всем комплексе реставрационных мероприятий, которые в дальнейшем будут осуществлены в специализированной лаборатории. Принимать решение о том, что делать с вещами в момент обнаружения, должен не археолог, производящий раскопки, а реставратор или (в его отсутствие) сотрудник экспедиции, имеющий опыт практической реставрационной работы.

1.2. Подготовка к полевой консервации

1.2.1. Подготовка к полевой консервации должна начинаться одновременно с организацией экспедиции. Необходимо учитывать климатические и почвенные условия на месте предстоящих раскопок, благодаря чему можно прогнозировать состояние предполагаемых находок. Такой прогноз служит отправной точкой для комплектования полевой лаборатории и обеспечения консервационной службы экспедиции необходимыми химикатами, инструментами, упаковочными материалами и тарой.

1.2.2. Во избежание неосторожных действий археолога по отношению к находкам (в отсутствие реставратора) начальник экспедиции перед выездом на раскопки должен пройти инструктаж у опытных специалистов-реставраторов.

1.3. Методические требования к проведению полевой консервации

1.3.1. Методические требования обусловлены задачей обеспечения долговременной сохранности историко-культурного наследия. В процессе обработки объект должен сохранять историко-документальную и культурно-художественную специфику без всяких, как произвольных, так и непроизвольных ее искажений. Следует помнить, что процесс последующей лабораторной реставрации не сможет возвратить объекту эту специфику, если она почему-либо была утрачена.

1.3.2. Проведение полевых консервационных работ должно планироваться и осуществляться с наименьшим ущербом для культурного слоя, из которого извлекаются находки, как самостоятельного объекта археологического исследования, возможного только в полевых условиях.

1.3.3. В ходе раскопок при обнаружении находок из различных материалов археолог обязан постоянно следовать рекомендациям реставратора, чтобы не повредить вещи. В свою очередь реставратор должен учитывать научные интересы археолога и сделать все возможное, чтобы полевая обработка не помешала дальнейшему изучению вещевого материала как полноценного исторического источника.

Во избежание повреждения находок не следует предпринимать в поле действий, вызывающих сомнение. 1.3.2. 1.3.4. Полевая обработка не должна включать те этапы реставрационного процесса, которые могут производиться только в стационарных условиях. Поэтому недопустимы самовольные действия археолога с целью скорейшего получения информации о найденных предметах (например, мытье или очистка металла или стекла от продуктов коррозии, обработка керамики кислотой, попытка снять с костяка прикипевшие вещи, расправить складки на остатках одежды и др.). Результатом подобных действий может явиться повреждение, а порой и утрата находок.

1.3.5. Необходимо помнить важнейший принцип полевой консервации - "не причини вреда". Если есть сомнение в том, как провести полевую обработку найденного предмета, и нет уверенности в возможности извлечь его из земли без повреждений, нужно засыпать находку и вызвать специалиста-реставратора.

1.3.6. Выбор методов полевой консервации археологических находок зависит от состава материала, из которого изготовлены вещи, от состояния сохранности, условий залегания и от тех условий, в которых находки оказываются после изъятия их из почвы, а также от технических и материальных возможностей экспедиции. Полевая обработка должна производиться только по методикам, разработанным специалистами-реставраторами.

1.3.7. В полевых условиях допустимо применять только те материалы и операции, которые не станут препятствием для последующей реставрационной обработки предмета.

1.3.8. В случае повреждения или разрушения находки в процессе полевой консервации начальник экспедиции обязан представить объяснительную записку и составить акт за подписями трех участников, включая реставратора.

1.4. Этапы полевой консервации

Начальным этапом полевой консервации является расчистка археологических находок в раскопе. Для расчистки применяются бытовые и хирургические ножи, кисти разных размеров (щетинные, с мягким волосом), пульверизаторы, капельницы или аптечные резиновые груши. Крепкие предметы очищаются и извлекаются из земли без обработки. Не подвергаются обработке и очень хрупкие, сильно разрушенные предметы, которые берутся монолитом или с помощью разъемных форм (гипсовых, пенополиуретановых и др.).

Самостоятельной операцией на следующем этапе полевой консервации является укрепление находок в раскопе, осуществляемое для зашиты их от повреждений при изъятии из земли и транспортировке. Укрепление производится только в том случае, если без него находка не может быть взята из раскопа. Эта операция часто производится одновременно с расчисткой. Закрепленные предметы извлекаются из земли непосредственно или с использованием жестких разъемных форм.

1.4.3. Упаковка и подготовка к транспортировке -заключительный этап работы с археологическими находками в поле.

1.4.4. Все проделанные в поле консервационные операции отражаются в полевом дневнике, основные этапы – фиксируются фотографически, при необходимости делаются зарисовки и схемы.

1.5. Общие требования к материалам для укрепления археологических находок

Укрепляющие материалы должны быть абсолютно химически инертными и инертность не должна нарушаться с течением времени.

Применяемые материалы не должны с течением времени давать значительную усадку, которая может вызвать механическое повреждение предмета.

1.53. Укрепляющие материалы должны быть обратимыми, то есть хорошо растворимыми в соответствующих растворителях.

1.5.4. Укрепляющие материалы должны быть простыми в обращении, не требующими специальных условий и средств для их применения.

1.5.5. Прочность и твердость укрепляющих веществ должны соответствовать прочности укрепляемого материала и характеру находки, ее размерам, весу и т.д.

1.5.6, В полевых условиях укрепляющие вещества должны применяться в минимальных количествах, необходимых для надежного закрепления предмета.

1.5.7. Укрепляющая полевая обработка может быть временной, рассчитанной на период с момента извлечения находки из почвы до прибытия в специализированную лабораторию и последующее недолгое хранение (например, хрупкие находки из металла). А для сильно разрушенных керамических изделий (мокрой, "раскисшей" керамики) и предметов из стекла предпочтительнее постоянное укрепление в полевых условиях, так как расконсервация таких находок в лаборатории может нанести им дополнительные травмы и иногда даже привести к разрушению.

1.6. Упаковка археологических находок

1.6.1. Основная задача упаковки - защита находок от механических повреждений и неблагоприятных климатических факторов (повышенной влажности, резких температурных колебаний), а также от воздействия биологических вредителей.

1.6.2. Находки упаковываются с учетом их размеров, вида материала, состояния сохранности. Упаковочная тара должна изготовляться из доступных материалов и по возможности быть неоднократного использования.

1.6.3. В качестве упаковочных материалов используются микалентная, папиросная, писчая и оберточная бумага, крафт, бумажные салфетки и т.л.; упаковочной тарой могут служить картонные коробки разных размеров, спичечные и папиросные, которые затем уклальшаются в деревянные или фанерные ящики. Для упаковки может быть использован пенополиуретан, из которого изготовляются разъемные формы-хранилища. В них вещи хорошо переносят транспортировку и могут храниться достаточно длительное время.

1.6.4. Наиболее прочны и удобны коробки из гофрированного картона. Из него изготовляются также амортизационные прокладки, помещаемые в коробки и ящики. В качестве прокладок можно использовать также стружки или хлопковую вату, завернутую в микалентную или папиросную бумагу. Хрупкие вещи нужно укладывать на смятую микалентную или папиросную бумагу и закрывать сверху такой же смятой бумагой.

1.6.5. Металлические предметы категорически запрещается заворачивать в алюминиевую фольгу, так как она образует с металлами гальваническую пару и вызывает возобновление процессов коррозии.

1.7. Документация

Необходимой частью полевой консервации археологических находок является научная документация, включающая описание технического состояния обнаруженного предмета, перечень проведенных консервационных мероприятий с обязательным указанием использованных укрепляющих материалов, а также фотофиксация состояния предмета в момент обнаружения, в процессе расчистки и укрепления в раскопе. Этикетка с соответствующими данными помещается в упаковку, сведения об использованных материалах и консервационных мероприятиях заносятся в полевой дневник.

2. ЛАБОРАТОРНАЯ РЕСТАВРАЦИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ НАХОДОК

Реставрация - ответственейший этап работы с археологическими находками, которая должна осуществляться только специалистом и обязательно в условиях стационарной лаборатории.

Лабораторная реставрация представляет собой комплекс мероприятий для обеспечения долговременной сохранности археологических находок. Он включает очистку (расчистку), укрепление, устранение деформаций, восстановление формы по имеющимся подлинным фрагментам (в необходимых случаях -восполнение утрат), консервацию, а также приведение к экспозиционному виду и подготовку к длительному хранению в условиях экспозиции или фондохранилища.

2.1. Требования к квалификации исполнителей

В соответствии с правилами, разработанными Комиссией по аттестации реставраторов Министерства культуры СССР, самостоятельное проведение любых реставрационных работ на памятниках истории и культуры допускается только аттестованными специалистами по каждому виду или направлению реставрации. Но поскольку в большинстве археологических учреждении таких специалистов нет, к проведению реставрации археологических находок могут быть допущены археологи и другие специалисты, имеющие опыт практической реставрационной работы. Такие исполнители должны регулярно проходить стажирование. Исполнителю, прошедшему стажирование, выдается справка установленной формы с указанием, к каким видам реставрационных работ он может быть допущен.

В специализированных реставрационных организациях и подразделениях квалифицированных реставраторов готовят к аттестации на соответствующую квалификационную категорию (существует 4 категории: художник-реставратор 3-ей, 2-ой, 1-ой и высшей категорий).

2.1.1. Аттестованные реставраторы и неаттестованные исполнители, допущенные к проведению реставрационных работ под их руководством, должны знать и соблюдать в работе:

-требования, предъявляемые к качеству реставрационных работ;

-требования к реставрационным материалам;

-необходимые меры по обеспечению сохранности археологических находок в аварийных ситуациях;

-правила упаковки и транспортировки археологических находок;

-правила хранения археологических предметов;

-правила техники безопасности;

-правила противопожарной безопасности;

-инструкцию по хранению и применению ядовитых веществ, используемых при реставрации археологических предметов;

-основные принципы фотофиксации реставрируемых археологических находок.

2.1.2. Исполнителям могут быть присвоены квалификационные категории по следующим специальностям:

-реставрация археологической керамики и изделий из стекла;

-реставрация археологических предметов из металла;

-реставрация археологических предметов из кожи;

-реставрация археологических тканей;

-реставрация археологических предметов из кости и рога;

-реставрация археологического дерева.

2.1.3. Аттестованные реставраторы всех категорий и неаттестованные исполнители, допущенные к реставрационным работам по всем специальностям, обязаны знать и соблюдать в работе все существующие инструкции и правила ведения и документирования работ по консервации и реставрации памятников археологии. Исполнители, не соблюдающие указанных требований, аттестации не подлежат. Аттестованным специалистам, нарушившим эти требования, может быть понижена квалификационная категория.

2.2. Организация реставрационного процесса

2.2.1. В институтах археологии или секторах (отделах) археологии институтов истории системы Академий наук СССР и союзных республик, а также в других учреждениях (отраслевых институтах), проводящих археологические исследования и имеющих лаборатории камеральной обработки с штатом сотрудников, на которых возложены обязанности реставраторов, должны быть созданы реставрационные советы во главе с заместителями директоров по научной части. В состав реставрационного совета входят: заведующий лабораторией камеральной обработки (заместитель председателя), квалифицированные научные сотрудники института, а также аттестованные реставраторы и опытные специалисты из сторонних научно-исследовательских и научно-производственных реставрационных организаций и музеев.

Положение о реставрационном совете и его персональный состав утверждаются директором по представлению заведующего лабораторией камеральной обработки.

2.2.2. В функции реставрационного совета входит: обсуждение годовых и перспективных планов реставрационных работ института (сектора, отдела) археологии, составление реставрационных заданий, утверждение методик, определение сроков реставрации, контроль за ходом работы на всех этапах реставрационного процесса, подготовка заключений о качестве проведенной реставрации по окончании работы, составление ходатайств об аттестации реставраторов и др.

2.2.3. Организация реставрационного процесса в лабораторных условиях требует обязательного созыва реставрационного совета в начале, на промежуточных этапах и после завершения реставрации, равно как и надлежащей гласности. Реставрационный совет и исполнитель несут полную ответственность за состояние объекта на всем протяжении работы и за исход реставрационного процесса.

2.3. Методические требования к проведению реставрации археологических находок

2.3.1. Исходя из основного методологического требования -обеспечить долговременное сохранение археологических находок в максимально возможной полноте присущих ему историко-документальных и культурно-художественных качеств, выбираются методики реставрации, которые должны гарантировать достижение указанной цели. Поскольку научная оценка упомянутых качеств входит в обязанности археолога, участие последнего в обсуждении реставрационного задания и этапов реставрационного процесса обязательно.

2.3.2. Специалист-археолог должен знать и учитывать, что аутентичное восстановление формы или утраченных элементов и качеств находки в задачи научной реставрации не входит. Соответственно подобные требования не могут фигурировать в реставрационном задании или хотя бы выдвигаться на стадии обсуждения.

2.3.3. Объектом научной реставрации является подлинник в сколь угодно фрагментированном виде. Дополнения и доделки подлинника в принципе нежелательны и допустимы только как мера, необходимая для обеспечения сохранности подлинника, в исключительных случаях - для приведения предмета к экспозиционному виду, что специально- оговаривается в реставрационном задании. Дополнения и доделки, как бы искусно они ни были выполнены, не возмещают элементы подлинника как исторического источника. Наоборот, они порой затрудняют опознание, изучение и оценку подлинника. Поэтому археолог не вправе требовать от реставратора воссоздания предмета, особенно в тех случаях, когда от него сохранились лишь небольшие фрагменты.

2.3.4. Археолог должен знать и учитывать, что самая безупречная в методологическом отношении реставрация непреднамеренно, но неизбежно умаляет документально-историческую подлинность предмета, уменьшает объем извлекаемой из него информации и в какой-то степени меняет его художественные свойства. Две, три и более реставрации одного и того же предмета искажают его историческую достоверность весьма значительно, вплоть до невозможности использовать его иногда в качестве исторического источника.

2.3.5. Средства лабораторной реставрации археологических находок не должны скрывать, искажать или уничтожать специфику исторической технологии как самостоятельной отрасли источниковедения, как бы мало ни использовались ее свидетельства в настоящем. По мере развития и внедрения уже имеющихся средств аналитического исследования историческая технология давно известных и неоднократно реставрировавшихся археологических находок будет основным источником для археолога.

2.3.6. Выбор методов лабораторной реставрации зависит от материала, из которого изготовлен археологический предмет, от состояния сохранности, характера полевой обработки. Реставрация должна проводиться только по методикам, разработанным квалифицированными специалистами. При составлении реставрационного задания существующие методики корректируются применительно к конкретным объектам и утверждаются реставрационным советом.

2.4. Общие требования к реставрационным материалам

Требования к материалам для лабораторной реставрации археологических находок в принципе почти не отличаются от предъявляемых к материалам для полевой консервации (смл. 1.5. настоящей Инструкции). Кроме того, реставрационные материалы должны обладать влагостойкостью и устойчивостью к изменениям температур, хорошей адгезией к материалу реставрируемого предмета, не иметь собственной интенсивной окраски и др. В зависимости от задач реставрации в каждом конкретном случае к применяемым материалам могут быть предъявлены специальные требования, обусловленные избранной методикой, утвержденной реставрационным советом.

2.5. Документация

2.5.1. Процесс лабораторной реставрации должен быть документирован в соответствии с требованиями Комиссии по аттестации реставраторов. Определенные разделы текстовой документации, такие, как историческая справка, паспортные данные объекта, условия находки и др., составляются археологом, производящим раскопки, сведения о мерах полевой консервации - реставратором при участии археолога. Если археолог сам выполняет полевую фотофиксацию, он должен учитывать, что такая фотофиксация впоследствии станет частью документации уже не полевого, а камерального лабораторного процесса.

2.5.2. Реставрационные паспорта в соответствии с установленными требованиями заполняются на каждую индивидуальную находку. Разрешается заполнение одного паспорта на группу массовых находок - однотипных предметов из одного и того же материала.

3. ХРАНЕНИЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ НАХОДОК

Все вещественные материалы, обнаруженные при археологических раскопках, а также случайные находки подлежат постоянному хранению в государственных музеях СССР, которые являются основными хранилищами памятников материальной и духовной культуры.

Порядок, основные формы учета экспонатов и методы их хранения определены инструктивными документами Министерства культуры СССР. В 1985 г. введена обязательная для всех музейных, выставочных и реставрационных учреждений единая Инструкция по учету и хранению музейных ценностей, находящихся в государственных музеях СССР.

В настоящей Инструкции приведены общие правила и порядок временного хранения археологических коллекций в немузейных учреждениях до передачи их на постоянное хранение в музеи.

3.1, Организация хранения археологических находок в немузейных учреждениях

3.1.1. После окончания полевого сезона коллекция, собранная в процессе археологических раскопок или разведок, доставляется по месту работы начальника экспедиции, на имя которого выдан Открытый лист, для камеральной обработки находок.

В отличие от музеев хранение в немузейных учреждениях (институтах археологии, секторах или отделах археологии других институтов системы Академий наук СССР и союзных республик, а также отраслевых институтах, проводящих археологические исследования) может быть только временным.

3.1.2. Начальник экспедиции несет полную ответственность за сохранность археологических материалов в течение всего периода камеральной обработки. Во избежание повреждения вещей в процессе камеральной обработки археологи должны пройти инструктаж у опытных хранителей или реставраторов и неукоснительно следовать их рекомендациям по хранению археологических находок из различных материалов.

3.1.3. Ответственность за сохранность археологических предметов, переданных на реставрацию, возлагается на руководителя реставрационной службы учреждения (подразделения) или на реставратора, принявшего их по акту или под расписку. Отреставрированные вещи, принятые реставрационным советом, возвращаются начальнику экспедиции.

3.1.4. После камеральной обработки и реставрации археологическая коллекция передается на постоянное хранение в соответствующий музей. Передача оформляется актом по установленной форме за подписями археолога, сдавшего коллекцию (вместе с копией отчета о раскопках), и музейного хранителя, принявшего ее (см. Инструкцию по учету и хранению музейных ценностей, приложение 3). При этом археологу выдается справка о сдаче коллекции на постоянное хранение, которая прилагается к подлиннику отчета о раскопках и передается в Отдел полевых исследований, где был получен Открытый лист.

3.2. Требования к помещениям для временного хранения археологических находок в немузейных учреждениях

3.2.1. Институт археологии АН СССР или подразделение археологии соответствующего академического или отраслевого института должны иметь лабораторию камеральной обработки и специально оборудованное помещение для временного хранения коллекций, отвечающее требованиям, предъявляемым к музейным хранилищам.

3.2.2. Приспособление чердачных и подвальных помещений под хранилища воспрещается (Инструкция по учету и хранению музейных ценностей, п.157).

3.2.3. Под хранилище должно быть отведено просторное светлое помещение с регулируемыми системами отопления и вентиляции, обеспечивающее необходимые условия для правильного хранения и возможности для изучения археологических материалов.

Хранилища должны удовлетворять требованиям противопожарной безопасности, иметь запасные выходы и соответствующее противопожарное оборудование; все помещения должны быть снабжены электрической противопожарной сигнализацией. В каждом помещении устанавливаются углекислотные (сухие) огнетушители, количество которых определяется нормами ГУПО МВД СССР.

При хранилище или в лаборатории камеральной обработки необходимо иметь специальное помещение для распаковки и разборки материалов после транспортировки с места раскопок, а также для упаковки обработанных коллекций перед отправкой на постоянное хранение в музей.

3.3. Общие требования к условиям хранения археологических находок

3.3.1. Приступая к организации временного хранения коллекций, археолог должен знать и учитывать, что основными причинами повреждения или разрушения археологических находок при хранении являются:-нарушения норм и резкие колебания температуры и относительной влажности в помещении хранилища; -воздействие биологических агентов (микроорганизмов, насекомых); -засорение воздуха пылью, копотью, вредными газами; -длительное хранение укрепленных в поле находок без лабораторной обработки.

3.3.2. Общие требования, предъявляемые к условиям временного хранения археологических коллекций в немузейных учреждениях, не отличаются от требований к условиям постоянного хранения в музеях (Инструкция по учету и хранению музейных ценностей, раздел IV).

3.3.3. Температура воздуха в помещении хранилища при комплексном хранении археологических находок из различных материалов должна быть в пределах +18 + 1° С, оптимальные условия относительной влажности -55 + 5%. Безопасные пределы относительной влажности для помещений, не оснащенных кондиционерами, 50?65%. Параметры температуры и влажности фиксируются с помощью соответствующих приборов, самым точным из которых является аспирационный психрометр.

3.3.4. Для создания оптимального микроклимата в хранилищах следует пользоваться рекомендациями специалистов климатологов (Средства создания оптимального микроклимата в музейных зданиях и зданиях – памятниках культовой архитектуры. Методические рекомендации. М., 1987).

3.3.5. Постоянное поддержание в хранилище оптимального температурно-влажностного режима - необходимое условие, препятствующее поражению археологических материалов биологическими вредителями.

Дезинфекция и дезинсекция могут производиться только опытными специалистами или сотрудниками, прошедшими у них соответствующий инструктаж.

3.3.6. Оборудование для хранения археологических коллекций должно изготовляться из металла и сухого дерева, обработанного антисептическим составом. Шкафы и стеллажи следует расставлять вдоль стен или перпендикулярно продольным стенам, оставляя проходы между ними не менее 1,0-1,5 м и ни в коем случае не загораживая дверных и оконных проемов.

3.3.7. Наиболее ценные находки следует хранить в металлических запираемых шкафах или сейфах.

3.3.8. Нежелательно длительное хранение нераспакованных коллекций после транспортировки их с места раскопок. Если по каким-либо причинам они не могут быть сразу переданы на лабораторную обработку и вещи приходится хранить в ящиках нераспакованными, необходимо регулярно проверять состояние упаковок.

3.3.9. При необходимости хранения находок из разных материалов в одном помещении следует размещать их группами в разных шкафах и стеллажах. Недопустимо хранение в одном и том же шкафу или на одной полке стекла с металлами, керамики с тканями и т.л. Нельзя хранить археологические предметы, прошедшие полевую обработку, вместе с необработанными.

Следует постоянно контролировать состояние сохранности вещей в течение всего временного хранения археологических коллекций в немузейных учреждениях. Особое внимание следует уделять находкам из органических материалов, а также наиболее хрупким изделиям из металла, стекла и тл.

3.4. Упаковка археологических коллекций после лабораторной обработки и транспортировка к месту постоянного хранения

3.4.1. Археологические находки, прошедшие лабораторную обработку, должны быть упакованы и подготовлены к транспортировке. Перед упаковкой все вещи тщательно осматриваются членами реставрационного совета в присутствии начальника экспедиции или сотрудника, на которого возложена обязанность временного хранения материалов.

Реставрационный совет принимает решение о готовности коллекции к передаче на постоянное музейное хранение и дает рекомендации по упаковке и транспортировке.

3.4.2. Если сохранность отдельных предметов вызывает опасения, то транспортировка разрешается при условии выполнения специальных рекомендаций реставрационного совета и соблюдении особой осторожности при перевозке.

3.43. При упаковке археологических находок в лабораторных условиях используются те же материалы и упаковочная тара, что и в поле (см л.1.6. настоящей Инструкции).

3.4.4. Институт (сектор, отдел) археологии, отправляющий коллекцию на постоянное хранение, должен своевременно уведомить получателя об отправке груза.

3.4.5. Перевозка коллекций осуществляется только в закрытых автофургонах. Ящики размещаются по ходу движения, при этом должна быть обеспечена их полная неподвижность в пути.

http://art-con.ru/node/1685

 

               Материалы региональной научной конференции, посвященной 50-летию археологической экспедиции БашГУ. 25 ноября 2011 г., г. Уфа / отв. ред. А.Н. Султанова. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2011 – 164 с.

 

ISBN 978-5-7477-2894-3

  

Сборник содержит материалы региональной научной конференции «Археология в БашГУ: итоги и перспективы», посвященной 50-летию археологической экспедиции в БашГУ, состоявшейся 25 ноября 2011 года в г. Уфе в Башкирском государственном университете.

Издание предназначено для археологов, историков, этнологов, преподавателей вузов, аспирантов, студентов, учителей средних школ, краеведов и всех интересующихся древней историей и культурой народов Южного Урала.

 

Археология в БашГУ: итоги и перспективы. Скачать

Наш адрес

450054, г. Уфа, Проспект Октября, 71

Подписка

Мы находимся здесь